«Протесты начались после того, как в исправительную колонию номер 5 (Амурская область, Сковородинский район, деревня Тахтамыгда) ввели подразделение ОМОНа, которое приступило к массовым избиениям заключенных. Люди в масках и камуфляжной форме избивали дубинками заключенных, которых вывели наружу раздетыми в сильный мороз. /…/ В знак протеста 39 заключенных немедленно вскрыли себе вены.
На следующий день, 17 января, «спецоперация» повторилась в еще более унизительной и массовой форме. В этот момент около 700 заключенных вскрыли себе вены…».
Это описание взято из сообщения, поступившего в московский Фонд защиты прав заключенных. Время событий – 2008 год, а именно, прошлый месяц. Это не Россия Александра Солженицына. Это Россия Владимира Путина. А исправительная колония номер 5, расположенная близ границы с Маньчжурией, даже не входит в список худших исправительных колоний страны.
Здесь речь идет о возрожденном институте «пыточных колоний». После того, как в 1990-х, при либеральном правлении Бориса Ельцина, все они исчезли, сейчас среди примерно 700 колоний, где содержится основная масса осужденных в России, пыточных около 50, указывает сооснователь Фонда защиты прав заключенных Лев Пономарев. И хотя в отношении масштаба или процента заключенных, невиновных ни в каком настоящем преступлении, эти колонии не сравнить с советским ГУЛАГом, они быстро догоняют его в отношении настоящей жестокости.
Жестокость к заключенным зачастую начинается еще до вынесения приговора. «Когда людей вывозят из тюрем в залы суда для присутствия на слушаниях, их набивают в маленькое помещение, где они едва могут стоять. Туалета там нет; так что если кто-то хочет облегчиться, нужно делать это прямо там, – рассказывает Пономарев. – Затем их сажают в грузовики. Зимой там крайне холодно, летом крайне жарко, нет вентиляции, нет отопления. Это просто металлические контейнеры. Там они вынуждены находиться часами. Здоровых людей держат вместе с больными туберкулезом, что создает очаг распространения заболевания».
После вынесения приговора заключенных везут в битком набитых железнодорожных вагонах в отдаленные исправительные колонии, которые, согласно российскому законодательству, разделяются на несколько категорий: от сравнительно мягких колоний «общего режима» до «колоний строгого режима», «колоний особого режима» и (самых устрашающих) «лечебных». Прибытие в лагеря сопряжено с особыми мучениями. По свидетельствам заключенных, собранным Пономаревым, зимой 2005 года заключенные из одной пыточной колонии в Карелии близ финской границы были переведены в другую – колонию ИК-1 близ деревни Ягул в республике Удмуртия, примерно в 500 милях восточнее Москвы.
«Встреча заключенных, пропускаемых «через коридор», протекает следующим образом, – сообщает Пономарев. – От фургона, в котором привозят новый этап, выстраиваются сотрудники колонии, вооруженные особыми средствами воздействия – резиновыми дубинками, тут же инструкторы-кинологи со сторожевыми собаками. /…/ Пока заключенный бежит по коридору, каждый сотрудник бьет пробегающего мимо дубинкой. /…/ Заключенные бегут, отягощенные своими пожитками, что им сильно мешает. В точках, где стоят сотрудники с собаками, заключенному приходится замедлить бег, так как собака рвется с поводка».
Этот прогон сквозь строй в тюрьме – всего лишь гостеприимная встреча новичков. В ИК-1 заключенный Зураб Бароян, сломавший ногу, совершил оплошность – дал показания об условиях содержания в колонии штатному представителю уполномоченного РФ по правам человека (омбудсмена). «После этого», сообщил Бароян, начальник колонии «пригрозил сгноить меня в застенке. В больнице меня не долечили. Нога нарывает, из-под бинтов льется гной. /…/ Нарывы перекинулись на вторую ногу».
Неудивительно, что в этих колониях попытки самоубийства случаются сплошь и рядом. Заключенный Мишчикин попытался покончить с собой, проглотив «проволоку и гвозди, связанные в виде креста». В наказание ему 12 дней отказывали в медицинской помощи. Заключенного Фаргиева 52 дня держали в наручниках после того, как он нанес себе колотое ранение; моторно-двигательные функции кистей рук у него так полностью и не восстановились.
Даже самые мелкие нарушения режима заключенными могут повлечь за собой суровые репрессии. Однажды сотрудники заметили, что в камере так называемого «штрафного изолятора», где содержались семеро заключенных, пахнет табачным дымом. «Вызвали пожарную машину. /…/ Вся камера, в том числе заключенные и их личные вещи, была залита холодной водой». Заключенных неделю продержали в мокрой одежде при температуре 10 градусов по Цельсию.
В юридическом плане пыточных колоний вообще не существует, и Пономарев сомневается, что Путин когда-либо рассылал четкие директивы о методах обращения с заключенными, которые там применяются. По большей части стандарты наказаний устанавливаются по капризу начальников колоний, часто это бывает в тех районах, где традиции ГУЛАГа никогда не прерывались.
Однако это не снимает вину с Кремля. При Ельцине система тюрем работала, так сказать, в режиме «солнечного света» – то был элемент более широких усилий, направленных на дистанцирование России от ее советского прошлого. «Но когда к власти пришел Путин, был задан новый тон, – говорит Пономарев. – Садисты, которые раньше вели себя прилично, просто перестали так себя вести».
Теперь сообщения о пытках систематически игнорируются или подавляются, а региональные власти отказываются принимать меры по фактам злоупотреблений. Начальники колоний «общего режима» всегда могут пригрозить заключенным, нарушающим правила, переводом в пыточную колонию – это эффективный способ их приструнить. Кремль тоже извлекает выгоду из угрозы, на которую подспудно намекается. «Истинное имя для этого – ГУЛАГ, даже если масштаб поменьше, – предостерегает Пономарев. – Это возвращение тоталитаризма в государство. Если мы это не искореним, он распространится по всей стране».
Читатели, которым интересно поближе познакомиться с вышеописанным, могут осуществить поиск на YouTube по кодовым словам «Yekaterinaburg Prison Camp». Этот короткий видеоролик, отснятый, по-видимому, надзирателем тюрьмы и доставленный неизвестным человеком в организацию Пономарева, – современная версия «Одного дня Ивана Денисовича». Смотреть его нелегко. Но это бесценная возможность увидеть Россию такой, какой она стала в эру Путина, человека года.